вздохнула. Ну, и интересно, что дальше-то будет? В конце концов, ночь длинная, успею дать дёру.
Тем временем, Алехандро поднял серо-зелёную тварь левой рукой и медленно нанизал её на
лезвие кинжала, который держал в правой. Почившая кусака сменила окраску на золотисто-белую, и
над полянкой пронёсся порыв холодного ветра.
Взлетели воздух остатки гербария, не убранные вонючкой. Через мгновение всё стихло, и медленно
кружась, на траву опали листья, сорванные с ближайших деревьев. Но едва они замерли, как ветер
взвыл ещё яростнее.
И тут мне конкретно поплохело, потому что вонючка – это мерзко, кусака – противно, нож – страшно,
а вот когда тебя поднимает в воздух метра на три нехилый такой смерчик – это трындец!
Всё вокруг кружилось в свистопляске. Как я умудрилась вцепиться зубами в толстенный сук, не
знаю. Видно, правду говорят: ‘жить захочешь – не так раскорячишься.
А вонючку колдовской ураган, будто не замечал. Но чем ближе мой кошмар подносил нож к котелку,
тем быстрее и чаще пролетали мимо меня подхваченные ветром торбочки, обрывки верёвки, и... Даже
мой котелок с припасами!
В тот момент, когда Алехандро, наконец-то, бросил кинжал с кусакой в котёл, мне прилетело в
лобешник собственной заначкой. С гулким звоном (Блин, а я всё же надеялась, что хоть мозги-то у
меня сохранились!) отскочив от головы, посудина с окороком и хлебом прямой наводкой, будто
нарочно, поразила цель. А именно вспыхнувший всеми цветами радуги котелок.
Если я думала, что висеть в воздухе, уцепившись за жалобно скрипящую ветку – занятие жутко
‘увлекательное’, то теперь поняла: это просто утренник в детском саду. По крайней мере, если
сравнивать с последствиями сорванного колдовского обряда.
Когда сверкающий котелок встретился со своим тёзкой, но наполненным в противовес
многокомпонентному зелью банальным мясом с хлебом, он перевернулся. Ну а когда содержимое
обоих выплеснулось в костёр...
Разноцветные ленты дыма хлестнули ожившими плетьми во все стороны, а потом рвануло так, что я
вместе с деревом научилась летать. Жаль только, что на умение мягко приземляться стремительно
взбухшее облако маслянистого смрадного дыма никак не повлияло.
Под оглушительную ругань Алехандро мы, вместе с несчастным деревом, кувыркаясь и проклиная
нелегкую судьбинушку, приветвились в кроне чего-то достаточно крепкого, чтобы остановить нас.
Как я хотела завизжать! Боже, как хотела.... Только вот сведённые судорогой челюсти и
наполненный листьями и собственно веткой рот к этому процессу не предрасполагали ну никак.
Тихонько поскуливая от ужаса, я поняла, что висю... Ага! А сколько до земли не известно. Кругом
ветки, листья и чёрный непроглядный дымоганище. Словно над костром из покрышек копчусь. Мама!
Нескольких секунд хватило, чтобы осознать в полной мере, что висеть мне осталось не долго. Я ж
не хомяк, а кобыла, в конце-то концов!
Кое-как собрав истерично голосящие мысли, я попыталась нашарить копытами хоть какую-то опору.
Чегой-то нашла, но поздновато... Челюсть разжалась и теперь уже вопя, что есть силы (надо же как-то
компенсировать вынужденное молчанье!) я рухнула вниз.
На моё счастье, до земли лететь было не далеко. Вряд ли больше десяти метров. Всего-то! Не
далеко, но больно и неприятно. Ветки и сучья радостно ринулись мне навстречу, хлеща, треща и
царапаясь, будто живые. В конце концов, я банально застряла, повиснув на двух перекрещенных
толстых ветках и дюжине более мелких.
Особенно дёргаться мешал страх падения и тот факт, что, даже возжелай я вывернуться из цепких
древесных объятий, вряд ли это у меня вышло, учитывая позу. Немного успокоившись и придя в себя
от последствий так некстати прерванной волошбы Алехандро, я скрипнула зубами от злости.
Вот теперь я очень хорошо понимаю, почему от алхимиков и колдунов умные люди старались
держаться подальше. Защитные куполы и самые-самые глубокие подвалы тоже обрели смысл. А я-то
раньше недоумевала: ‘С какой стати так упорно прятать свою лабораторию, если ты маг и можешь
справиться с любым непрошенным гостем?’ Теперь понимаю. Даже слишком хорошо.
Я висела в кроне поваленных деревьев на боку, раскинув ноги, которые удерживала паутина сучьев
и прутиков. Около левого глаза в опасной близости покачивался острый обломок довольно крупной
ветки. Вот, чёрт. .
Не представляя себе, даже отдалённо, как можно выпутаться в прямом и в переносном смыслах из
сложившейся ситуации, я глубоко вздохнула, приводя мысли в порядок. Маслянистый густой дым
постепенно рассеивался и дышать становилось легче.
Услышав глухой сдавленный стон, я чуть-чуть повернула голову и, не без труда, рассмотрела
Алехандро.
Он стоял на коленях, прикрыв лицо руками, у остатков кострища, разбросанного взрывом окрест.
Несмотря на досаду и отвращение, я негромко заржала. С одной стороны, мне срочно нужна была
помощь, пусть даже вонючки, а с другой... С другой, очень хотелось отвлечь временного спутника от
дурных мыслей.
Ситуацию осложнял ещё один немаловажный момент. Вопреки полётам и стрессам жутко
захотелось в туалет. Хотя, возможно не вопреки, а как раз благодаря. Вот засада... И без того всё не
слишком радужно, а уж... Ой!
Мдямс... Кажется, я крупно просчиталась насчёт ‘не слишком радужно’... Мамочка, роди меня
заново...
Алехандро, услышав мой бессловесный призыв о помощи, от процесса самопожирания оторвался и
встал на ноги. Сразу я не заметила ничего особенного из-за ошмётков дыма, всё ещё застилающих