Окружающие, будто крысы за Гамельнским крысоловом, синхронно шагнули следом.
– Камень в обмен на коня, седло, упряжь, торбу овса, попону, мешок еды для меня и флягу
Наррольского, – уточнил бродяга, пряча драгоценность в складках рванья.
– Откуда?! – хрипло выдохнул хозяин, едва не хватаясь за сердце. – Откуда у ТЕБЯ...
– Не твоё дело! – неожиданно резко откликнулся тот. – По рукам?
Как не далеко я стояла, но алчность, затопившую лицо распорядителя ярмарки, рассмотрела во
всей красе. Алчность, напоминающую какое-то омерзительно-болезненное вожделение, жажду
обладания...
Тфу-ты! Противно-то как!
– НУ!!! – повелительно прикрикнул вонючка и алчность на мгновение сменилась злобой. – По рукам?
Несмотря на внешнюю убогость бродяги и униженность его позы, в голосе промелькнуло что-то
жёсткое, если не жестокое. Вопреки логике стало ясно, что дать по башке оглоблей, и попросту
отобрать у него желаемое не выйдет. Видимо, такое ощущение возникло не только у меня, поскольку
хозяин неохотно кивнул.
Но память у мужика в сапогах была хорошая, да и склерозом он явно не страдал. Не думаю, что он
забудет и простит вонючке свой конфуз и его ароматные объятья. Да и тон подобный ему очень не
понравился... Обдурит ведь чмошника... Либо попону дырявую подсунет, либо еду испорченную, либо
вместо вытребованного наррольского ослиную мочу во фляжку зальёт.
Однако подходить ближе, что бы узнать, в чём именно будет подвох, не тянуло. И вовсе не из
опасения привлечь внимание конюших. Всё их внимание на данный момент безраздельно
принадлежало уродцу в рванине.
Хозяин сухо кивнул бродяге и повернулся к паре парней постарше. Отдавая распоряжения, он
старался не смотреть на их глаза, выпученные от усилий не подавать виду, что теперь и от
распорядителя шёл крепкий ‘аромат’ новоприбывшего.
Мелькнула мысль, что вот как раз сейчас можно попробовать бежать. Просто перепрыгнуть низкие
воротца и дёрнуть, куда глаза глядят, расталкивая потерявших бдительных конюхов.
Но, оказывается, чтобы пронестись копытами по живым, ничего не ожидающим людям, ломая их
кости, калеча, и возможно, убивая, нужно нечто большее, чем желание спастись. Так что плотная
завеса невыносимой вони, витающей над воротами, была только дополнительным аргументом в
пользу ‘подождать’, а вовсе не причиной моего бездействия.
Тяжело вздохнув, я отошла подальше. Выбрав угол, куда ветерок доносил меньше всего ароматов
пришлого из леса уродца, глубоко задумалась, искоса поглядывая на восток, где за лесом виднелись
голубоватые горы.
Судя по реакции главного, лошадь он бомжу продаст. Но... Но как помочь бедным животным и
избавить их от участи худшей, чем смерть? Мне в этом обличье и о себе-то не слишком удаётся
позаботиться, а тут. .
В том, что распорядитель меня не отдаст, я не сомневалась ни минуты. Ещё днём я подслушала его
разговор с Ваняткой. Они были уверенны, что моё странное поведение, вызвано болезнью,
появляющейся при контакте животного с каким-то съеррали.
Если я правильно поняла, то местные считали, что съералли – мелкий злой дух. Вроде как он не
столько вселяется в скотину, сколько насылает на неё одержимость. Причём эта одержимость
безумно заразна.
Даже самая верная и спокойная собака, поражённая этим недугом, бросится на своего горячо
любимого хозяина. Причём не просто броситься, а старательно продумает как, когда и где, и
постарается убить не только его, но и всех, имеющих к нему отношение.
Заподозри хозяина ярмарки в том, что одна из лошадей одержима, ему придёт конец. Мало того,
что придётся уничтожить ВЕСЬ скот в городе, включая птиц и домашних животных, но и многократно
возместить ущерб, нанесённый по его вине. А так, если верить переговорам всё тех же лиц, такая
скотина дохнет в течении пяти дней. Причём дохнет так, что спутать причины гибели животного нельзя
ни с чем другим.
Именно поэтому продать меня – тоже, что и раструбить на весь мир, что одна из лошадей на
ярмарке была одержима. А учитывая, что концерт, который я закатила по прибытии сюда, видели
многие покупатели, отвертеться и сделать вид, что проданные лошади заболели ПОСЛЕ продажи, не
удастся.
Вернулись парни, посланные за припасами и прочим, затребованным бродягой. Тот, не будь дурак,
довольно тщательно проверил и седло, и упряжь, и припасы. Даже содержимое фляги прежде, чем
пить, потребовал продегустировать хозяина.
Видимо, там и действительно было что-то не то, так как распорядитель скорчил кислую мину и
кивнул помощнику. Тот пробовать ничего не стал, а шустро дёрнул в сторону домика, где днём
останавливались войны с красавчиком. Уже через минуту парень вернулся с точно такой же фляжкой
и стаканом. Не скрывая энтузиазма, он открутил пробку новой фляги, но к своему огорчению был
остановлен бродягой.
– Не нужно. Теперь всё в порядке, – махнул вонючка рукой и отобрал сосуд у моментально
позеленевшего мужика.
Слишком уж близко к нему подошёл источник аромата, забирая флягу. Меня бы вообще вырвало,
наверное. А это ходячее ‘ФУ’ с довольной рожей засунуло своё приобретение в мешок с едой и
выжидательно уставилось на распорядителя.
– Конь?
– Жеребцов нет. Только кобылы, – отозвался тот, сухо улыбаясь. – Выбирай. Здесь все, что
остались.
Выражение, промелькнувшее на его лице, мне оч-чень не понравилось. Какая-то мстительная,
предвкушающая радость. Может, показалось? Что-то не верится...